История Степана-рыбака
Как в Кенозерье кадриль плясали
В конце августа на Кенозере ночное небо усыпано звездами. Спит человек, будто в храме,
а небо над ним — как купол. Но в ночь с 28 на 29 августа Настасье, девке из Зехновой, плохо спалось. Столько событий в это воскресенье произошло!
Вспоминает Настасья, как встала до восхода. Как платье лучшее надела, как отец
с подмастерьями бочки с соленой рыбой на телегу грузил... Собралась Зехнова, и потянулись все в сторону Вершинино — сначала в храм, потом на шумную Успенскую ярмарку, главную в году.
У всех своя забота. Отец на весь год наторговать хотел. А у Настасьи другое на уме было. После молитвы и похода по ярмарочным рядам сядут все за общий стол трапезничать, — думала она.
Одни гости уходят — другие садятся, и так целый день. А к вечеру соберется на поляне молодежь из окрестных деревень, пойдут игры, танцы, знакомства. Всю ночь будут гулянья! А Настасья смекнула: скоро осень настанет, соберутся многие парни с девками на отхожие зимние промыслы в столицу Санкт-Петербург. Девки в няньках там у богатых сидят, парни на кирпичных заводах работают. Значит, все они завтра на гуляньях будут, чтобы напоследок наплясаться. Танцев-то и ждала больше всего Настасья. Она ведь в Зехновой лучшей плясуньей числилась.
А в деревне у них каких только танцев не плясали: и ланца, и вьюна, и крохаля, и портянку,
и кижа, и обманку...
Но вершининские зехновских и тут обскакали. Привезли местные из Петербурга столичный танец, называется не по-русски — кадриль. Выходят парни с девками на круг и фигуры разные танцуют, а какую фигуру изобразить, командир распоряжается. Только один раз Настасья и видела, как кадриль танцуют. Вот и хотелось ей фигуры запомнить, вместе со всеми в круг встать.
Лежит и вспоминает Настасья, как на ярмарке два гребня новых отец ей купил. Как чай с пирогами пили. Как молодежь на поляне собралась, а старики посмеивались. И видит Настасья: выходит на центр поляны высокий статный парень в белой рубахе. Сапоги начищенные блестят, часы у него на руке большие, красивые. Зашептались девки: «Да это Степан, Степан... Летом он рыбу в Вершинино ловит, а зимой на кирпичные заводы в столицу уходит. Ах, каким красавцем стал!».
а небо над ним — как купол. Но в ночь с 28 на 29 августа Настасье, девке из Зехновой, плохо спалось. Столько событий в это воскресенье произошло!
Вспоминает Настасья, как встала до восхода. Как платье лучшее надела, как отец
с подмастерьями бочки с соленой рыбой на телегу грузил... Собралась Зехнова, и потянулись все в сторону Вершинино — сначала в храм, потом на шумную Успенскую ярмарку, главную в году.
У всех своя забота. Отец на весь год наторговать хотел. А у Настасьи другое на уме было. После молитвы и похода по ярмарочным рядам сядут все за общий стол трапезничать, — думала она.
Одни гости уходят — другие садятся, и так целый день. А к вечеру соберется на поляне молодежь из окрестных деревень, пойдут игры, танцы, знакомства. Всю ночь будут гулянья! А Настасья смекнула: скоро осень настанет, соберутся многие парни с девками на отхожие зимние промыслы в столицу Санкт-Петербург. Девки в няньках там у богатых сидят, парни на кирпичных заводах работают. Значит, все они завтра на гуляньях будут, чтобы напоследок наплясаться. Танцев-то и ждала больше всего Настасья. Она ведь в Зехновой лучшей плясуньей числилась.
А в деревне у них каких только танцев не плясали: и ланца, и вьюна, и крохаля, и портянку,
и кижа, и обманку...
Но вершининские зехновских и тут обскакали. Привезли местные из Петербурга столичный танец, называется не по-русски — кадриль. Выходят парни с девками на круг и фигуры разные танцуют, а какую фигуру изобразить, командир распоряжается. Только один раз Настасья и видела, как кадриль танцуют. Вот и хотелось ей фигуры запомнить, вместе со всеми в круг встать.
Лежит и вспоминает Настасья, как на ярмарке два гребня новых отец ей купил. Как чай с пирогами пили. Как молодежь на поляне собралась, а старики посмеивались. И видит Настасья: выходит на центр поляны высокий статный парень в белой рубахе. Сапоги начищенные блестят, часы у него на руке большие, красивые. Зашептались девки: «Да это Степан, Степан... Летом он рыбу в Вершинино ловит, а зимой на кирпичные заводы в столицу уходит. Ах, каким красавцем стал!».
Он командиром на кадрили и оказался. Вышли парни с девками на поляну, гармонь играет, песня льется:
— Секу сосну, секу ель, да,
Начинается кадрель.
А тогда сердце болит, да
Когда милый не глядит.
А тогда сердце отойдет, да
Когда милый подойдет.
... И как споется, что милый-то подойдет, так девки к парням в кадрили и подходят. А как споется, что милый-то отойдет, так они и разойдутся. А Степан командует:
— Кружания!
Разбиваются тут девки с парнями по парам и кружатся с коленцами. Каких только фигур в кадрили нет: «Оттопа», «Портянка», «Общая», «Стенка на стенку»... То вместе все танцуют, то по парам разойдутся, то девки с парнями частушки заведут. Считала Настасья и насчитала 28 фигур. И того не ведала, что нигде, даже в самой Франции, откуда кадриль в Россию пришла, столько фигур не знают. Вот как на Кенозерье-то пляшут!
Ходил круг так целый час, а потом и Настасья потихоньку в круг пошла.
А Степан шутит да покрикивает:
— А ну, девки, не робейте. Выходите да не чешитесь, баня ведь вчера была. Приглашайте барышень, кавалеры!
А потом вот что случилось. Возьми кто-то и скажи: мол, ты, Степан, кадрилью командуешь, а сам плясать умеешь? Ударил Степан кепкой оземь и пошел плясать, а Настасью в пару взял. И как пошел он по поляне коленцами, так все и ахнули.
И плясал-то он, Степан, два часа без передыха, а Настасья кружила да все на него смотрела. И увели его потом парни в избу, а ее отец на подводу посадил и домой повез.
И лежит теперь Настасья ночью глухой, на небе звезды, а у ней перед глазами Степан. И мечтается ей сватовство, свадьба большая, детки за столом...
Да только не одна Настасья той ночью не спала и о Степане мечтала. В соседней избе у Марьи тоже огонек горел.
— Секу сосну, секу ель, да,
Начинается кадрель.
А тогда сердце болит, да
Когда милый не глядит.
А тогда сердце отойдет, да
Когда милый подойдет.
... И как споется, что милый-то подойдет, так девки к парням в кадрили и подходят. А как споется, что милый-то отойдет, так они и разойдутся. А Степан командует:
— Кружания!
Разбиваются тут девки с парнями по парам и кружатся с коленцами. Каких только фигур в кадрили нет: «Оттопа», «Портянка», «Общая», «Стенка на стенку»... То вместе все танцуют, то по парам разойдутся, то девки с парнями частушки заведут. Считала Настасья и насчитала 28 фигур. И того не ведала, что нигде, даже в самой Франции, откуда кадриль в Россию пришла, столько фигур не знают. Вот как на Кенозерье-то пляшут!
Ходил круг так целый час, а потом и Настасья потихоньку в круг пошла.
А Степан шутит да покрикивает:
— А ну, девки, не робейте. Выходите да не чешитесь, баня ведь вчера была. Приглашайте барышень, кавалеры!
А потом вот что случилось. Возьми кто-то и скажи: мол, ты, Степан, кадрилью командуешь, а сам плясать умеешь? Ударил Степан кепкой оземь и пошел плясать, а Настасью в пару взял. И как пошел он по поляне коленцами, так все и ахнули.
И плясал-то он, Степан, два часа без передыха, а Настасья кружила да все на него смотрела. И увели его потом парни в избу, а ее отец на подводу посадил и домой повез.
И лежит теперь Настасья ночью глухой, на небе звезды, а у ней перед глазами Степан. И мечтается ей сватовство, свадьба большая, детки за столом...
Да только не одна Настасья той ночью не спала и о Степане мечтала. В соседней избе у Марьи тоже огонек горел.
