История Веры Харузиной
О двух водяных, двух ученых и Великом водоразделе
Летним вечером 1887 года в двухэтажном доме урядника Фофанова в кенозерской деревне Тамецкая Лахта спать легли поздно. Вся деревня знала: у урядника гости из столицы. Он, Николай Николаевич Харузин, — ученый, исследует народные нравы и обычаи, а при нем сестра, Вера Николаевна. И тоже все время слушает и что-то пишет. Где это видано, чтобы женщина — и наукой занималась? Чудеса!
Не успели еще Харузины пообедать с дороги, а уже Тамецкая Лахта знала: едут гости с Водлозера, а после Кенозерья дальше на север пойдут. У них научная экспедиция.
За вечерним чаем Николай и Вера разбирали водлозерские бумаги.
— Очень красивая история о водяных, согласись, — сказал Николай. И еще раз зачитал то, что брат с сестрой записали в одной из деревень.
«У водяного ильинского была дочь; за ней сватались водяной пречистенский и водяной — владелец Кенозера, которое в ту отдаленную эпоху было соединено с Водлозером. Как пречистенский, так и кенозерский водяные часто навещали ильинского. Кенозерский водяной первый посватался и ему отказали. Посватался затем пречистенский водяной, и старик — ильинский отдал за него свою дочь. Кенозерский рассердился, ушел к себе в озеро и, чтобы никогда не ходить больше в Водлозеро, засыпал большими каменьями дорогу; с тех пор Кенозеро не сообщается больше с Водлозером».
— Здесь, конечно, изложена геологическая история местности. Ведь мы с тобой едем как раз вдоль водораздела, и история о том, как поссорились кенозерский и водлозерский водяные — это явно история о двух озерах, двух морях и двух океанах. Узнать бы еще, что это за дорога, усыпанная камнями..., — задумалась Вера.
Николай в очередной раз восхитился: до чего умна его сестра, и как же несправедливо устроена жизнь. Они, Николай и Вера — из богатой московской купеческой семьи. Умны, любопытны, образованны, и интересы у них общие — история, археология, этнография, антропология, языки. Но он мужчина, поэтому прошел курс в Московском университете и теперь подающий надежды ученый-этнограф, а Вера — женщина, и учиться в институте не может. Она прослушала курсы лекций в Германии, собирается в Сорбонну, а дома на Родине ученой ей не быть. Вот
и помогает во всем любимому брату, но не стоять ее имени рядом с его на обложке. Харузин есть, а Харузиных нет.
Его размышления прервал робкий голос местного учителя Петра Ивановича, который пришел пообщаться с московскими интеллигентами и скромно пил чай.
Не успели еще Харузины пообедать с дороги, а уже Тамецкая Лахта знала: едут гости с Водлозера, а после Кенозерья дальше на север пойдут. У них научная экспедиция.
За вечерним чаем Николай и Вера разбирали водлозерские бумаги.
— Очень красивая история о водяных, согласись, — сказал Николай. И еще раз зачитал то, что брат с сестрой записали в одной из деревень.
«У водяного ильинского была дочь; за ней сватались водяной пречистенский и водяной — владелец Кенозера, которое в ту отдаленную эпоху было соединено с Водлозером. Как пречистенский, так и кенозерский водяные часто навещали ильинского. Кенозерский водяной первый посватался и ему отказали. Посватался затем пречистенский водяной, и старик — ильинский отдал за него свою дочь. Кенозерский рассердился, ушел к себе в озеро и, чтобы никогда не ходить больше в Водлозеро, засыпал большими каменьями дорогу; с тех пор Кенозеро не сообщается больше с Водлозером».
— Здесь, конечно, изложена геологическая история местности. Ведь мы с тобой едем как раз вдоль водораздела, и история о том, как поссорились кенозерский и водлозерский водяные — это явно история о двух озерах, двух морях и двух океанах. Узнать бы еще, что это за дорога, усыпанная камнями..., — задумалась Вера.
Николай в очередной раз восхитился: до чего умна его сестра, и как же несправедливо устроена жизнь. Они, Николай и Вера — из богатой московской купеческой семьи. Умны, любопытны, образованны, и интересы у них общие — история, археология, этнография, антропология, языки. Но он мужчина, поэтому прошел курс в Московском университете и теперь подающий надежды ученый-этнограф, а Вера — женщина, и учиться в институте не может. Она прослушала курсы лекций в Германии, собирается в Сорбонну, а дома на Родине ученой ей не быть. Вот
и помогает во всем любимому брату, но не стоять ее имени рядом с его на обложке. Харузин есть, а Харузиных нет.
Его размышления прервал робкий голос местного учителя Петра Ивановича, который пришел пообщаться с московскими интеллигентами и скромно пил чай.
— Николай Николаевич, вы про каменную дорогу говорили между озерами. А я ведь знаю такую каменную дорогу, и озера там тоже имеются — Масельгское и Вильно. Ведь у нас в Кенозерье,
у деревни Масельги есть удивительное, единственное в мире место — каменистая гряда, узкая полоска земли, которая есть не что иное, как Великий континентальный водораздел двух океанов — Северного Ледовитого и Атлантического. Это чудо, истинно чудо: представьте себе закат, похожая на железнодорожную насыпь гряда, вот вы стоите на ней, и слева ровная гладь озера Вильно, а справа блюдцем лежит Масельгское озеро. И реки из одного текут в Балтийское море, а из другого в ледяное Белое море. Сколько столетий люди шли этим путем на север, через леса
и волоки, через эту гряду! А потом поднимаешься на Хижгору, высшую точку водораздела, где дивный храм Александра Свирского, и открываются перед вами озера, поля, луга и леса наши русские бесконечные. Очень я люблю это место, Николай Николаевич. Бросьте-ка вы дня на два ваши бумаги, давайте-ка
я вас отвезу с Верой Николаевной в Масельгу. Где еще доведется постоять между двумя океанами? Только в Кенозерье, и больше нигде.
у деревни Масельги есть удивительное, единственное в мире место — каменистая гряда, узкая полоска земли, которая есть не что иное, как Великий континентальный водораздел двух океанов — Северного Ледовитого и Атлантического. Это чудо, истинно чудо: представьте себе закат, похожая на железнодорожную насыпь гряда, вот вы стоите на ней, и слева ровная гладь озера Вильно, а справа блюдцем лежит Масельгское озеро. И реки из одного текут в Балтийское море, а из другого в ледяное Белое море. Сколько столетий люди шли этим путем на север, через леса
и волоки, через эту гряду! А потом поднимаешься на Хижгору, высшую точку водораздела, где дивный храм Александра Свирского, и открываются перед вами озера, поля, луга и леса наши русские бесконечные. Очень я люблю это место, Николай Николаевич. Бросьте-ка вы дня на два ваши бумаги, давайте-ка
я вас отвезу с Верой Николаевной в Масельгу. Где еще доведется постоять между двумя океанами? Только в Кенозерье, и больше нигде.
— А поехали! С утра и поедем! — вдохновилась Вера. Но Николай покачал головой: напомнил Вере про Этнографический отдел, выданный им маршрут и гору отчетов. Планы, планы.
... Она вспомнила эту историю в двадцатых годах, когда, листая газету, вдруг наткнулась на заметку о Карельском аэроклубе. Там хвалили отважных авиаторов, покоряющих небо Севера, тут же стояла фотография Великого континентального водораздела, снятого с высоты птичьего полета.
... Она вспомнила эту историю в двадцатых годах, когда, листая газету, вдруг наткнулась на заметку о Карельском аэроклубе. Там хвалили отважных авиаторов, покоряющих небо Севера, тут же стояла фотография Великого континентального водораздела, снятого с высоты птичьего полета.
Любимого, обожаемого Коли, которым она так гордилась, больше двадцати лет уже не было в живых. Он умер в 1900-м и не увидел ее выстраданного триумфа — как она, Вера Николаевна Харузина, побывала на курсах в Сорбонне и Австрии, в 1911 начала читать лекции в Московском археологическом институте, а с 1927 года в Московском универси-тете. Как стала первой в истории женщиной — профессором этнографии.
— Вот и наша жизнь вышла, как тот водораздел, — вдруг подумала она. — Зачем что-то делить, если в итоге все воды мира текут в один большой Мировой океан? Какая разница, кто тогда в конце века писал, а кто редактировал научные труды экспедиции, брат или она? Где шли своими путями, а где сливались воедино их этнографические изыскания? Какое это сейчас имеет значение?
— Вот и наша жизнь вышла, как тот водораздел, — вдруг подумала она. — Зачем что-то делить, если в итоге все воды мира текут в один большой Мировой океан? Какая разница, кто тогда в конце века писал, а кто редактировал научные труды экспедиции, брат или она? Где шли своими путями, а где сливались воедино их этнографические изыскания? Какое это сейчас имеет значение?
Думая об этом, Вера Николаевна улыбалась: а ведь легенду о водяных рассказали в итоге в своих работах и брат, и она.
— Ах, Коля-Коля, надо было махнуть рукой на планы и нарушить заведенный порядок. Как жаль, как жаль, что за всеми заботами мы так и не увидели своими глазами этот Великий водораздел у Масельги, не стояли между морями, не трогали рукой два океана. Мы были молоды и не понимали, как важно иногда вовремя нарушать правила.
— Ах, Коля-Коля, надо было махнуть рукой на планы и нарушить заведенный порядок. Как жаль, как жаль, что за всеми заботами мы так и не увидели своими глазами этот Великий водораздел у Масельги, не стояли между морями, не трогали рукой два океана. Мы были молоды и не понимали, как важно иногда вовремя нарушать правила.
