— Неужели никто не донес, не проговорился? — не поверил Павел. Он уже давно притих и слушал внимательно-внимательно.
— Нет, — опрокинул стакан Папа Саныч. — Деревня молчала. Дети молчали. Старики молчали. Продавщицы в магазине помалкивали. Никто никому. Такие дела. Молчок!
— И что же с этими небесами стало потом? — пытали Саныча за столом.
— А что потом? Побелка — это, конечно, лишнее было. Но понять можно: люди жизнью рисковали, старались получше от чужих глаз небеса спрятать. Только без слез на хвалинские небеса, Саня говорил, взглянуть было нельзя. От живописи остались одни слабые отголоски, да и только. Сердце обливалось кровью, ведь живопись была уникальной — контуры неведомый автор прорисовывал, представьте себе, пером! Никаких праздников, никакого шествия апостолов — лишь линии, фон и херувимы. Рассказывал мне Саня, как в Центре Грабаря над этими небесами из Кенозерского национального парка сидели сутками и месяцами, как восстанавливали утраченное дерево, прорись, смытые краски.
— Стоило это того? Стоило? — не без скепсиса проронил Павел.
— Фома ты неверующий, а не Павел, — огрызнулся Папа Саныч. — Ахнули все специалисты, когда всмотрелись в многострадальный этот шедевр из маленькой северной деревни! Архангелы на них — один в один ангелочки да Винчи, словно слетелись в Хвалинское из галереи Уффици. Но как оказался в забытой богом деревне мастер, воспитанный на итальянском Возрождении? И не по памяти ведь он рисовал, согласитесь, своих архангелов: а, надо полагать, вез с собой на Север папку с леонардесками и вдохновлялся ими. Так что маленькая часовенка — конечно, не Нотр-Дам, и нет в Хвалинской ни одного искусствоведа, зато такой веры в Бога, как в этой северной деревне, может быть, и в мире-то во всем не сыщешь. Так-то, парни.
... Расходились за полночь, усталые и задумчивые.
— Петр Саныч, у меня тут созрел вопросик, — взвился перед уходом Павел.
— Что опять? О чем поспорить хочешь?
— Я не поспорить. Просто подумал: ведь в деревне тоже своя партийная ячейка наверняка была, сельсовет имелся. И что же, местное начальство не знало, что в магазине под потолком остались непорушенные небеса? Им же влететь за такое могло, как минимум из партии бы выгнали, и все дело, если не хуже.
— Ну конечно, знало. Это же деревня, все свои, одно общество.
— И молчали начальники сельские?
— Молчали, Паша, молчали.