История одного знака
Или Как Мишка с прапрадедом познакомился
Пришел Мишка из школы домой злой и расстроенный. Обедать не стал, швырнул портфель в дальний угол, лег на кровать и ни с кем не общается.
Заглянула тетя Таня — поешь, мол, племяш, свежей простоквашки, да чаю с ягодником попей, вчера только пекла. Нет, не идет.
Потом пришел с рыбалки отец, разговорил Мишку. И вот какая история глупая выяснилась.
Готовится Мишкин класс, как и все, к Дню Победы, рисуют газету, пишут сочинения. Зашел разговор, у кого какие награды в семье хранятся. Ну и началось — таскают теперь все из дома в школу ордена и медали, друг дружке показывают, хвастаются. Мишке тоже похвастаться захотелось, пошарил дома по всем шкафам и полкам, нашел в комоде награду, понес в школу, а там его подняли на смех:
— Какая же это медаль? Это какая-то непонятная ржавая бляха, и не понять, то ли крест, то ли ромб, и надпись странная: «Лесной сторожъ». Да еще и с ошибкой. Да еще и закорючка непонятная вместо буквы «е». Сторожа на войне не воюют, убери давай свою железку ржавую и не позорься!
Заглянула тетя Таня — поешь, мол, племяш, свежей простоквашки, да чаю с ягодником попей, вчера только пекла. Нет, не идет.
Потом пришел с рыбалки отец, разговорил Мишку. И вот какая история глупая выяснилась.
Готовится Мишкин класс, как и все, к Дню Победы, рисуют газету, пишут сочинения. Зашел разговор, у кого какие награды в семье хранятся. Ну и началось — таскают теперь все из дома в школу ордена и медали, друг дружке показывают, хвастаются. Мишке тоже похвастаться захотелось, пошарил дома по всем шкафам и полкам, нашел в комоде награду, понес в школу, а там его подняли на смех:
— Какая же это медаль? Это какая-то непонятная ржавая бляха, и не понять, то ли крест, то ли ромб, и надпись странная: «Лесной сторожъ». Да еще и с ошибкой. Да еще и закорючка непонятная вместо буквы «е». Сторожа на войне не воюют, убери давай свою железку ржавую и не позорься!
Рассказал все это Мишка в большой душевной муке. Ведь рыться без спроса в комоде ему было запрещено, как бы тут к позору вдогонку еще от бати не влетело.
Но отец на этот раз ругаться не стал. Вздохнул только тяжело и начал Мишку вопросами пытать.
— Как, скажи, место называется, где мы живем?
— Ну Вершинино, понятно. На Кенозере мы живем, место у нас особое — Кенозерский национальный парк, особо охраняемая природная территория. Да я это все знаю, не маленький!
— Маленький — не маленький, а кое-чего, вижу, не понимаешь. Ты бы головой подумал лучше, что раз мы на охраняемой, заповедной земле живем, то только потому, что у нас есть что охранять. Погоди-ка!
Отец порылся на полке и достал трепаную-затрепанную брошюрку. Нашел нужную страничку и зачитал вслух:
Но отец на этот раз ругаться не стал. Вздохнул только тяжело и начал Мишку вопросами пытать.
— Как, скажи, место называется, где мы живем?
— Ну Вершинино, понятно. На Кенозере мы живем, место у нас особое — Кенозерский национальный парк, особо охраняемая природная территория. Да я это все знаю, не маленький!
— Маленький — не маленький, а кое-чего, вижу, не понимаешь. Ты бы головой подумал лучше, что раз мы на охраняемой, заповедной земле живем, то только потому, что у нас есть что охранять. Погоди-ка!
Отец порылся на полке и достал трепаную-затрепанную брошюрку. Нашел нужную страничку и зачитал вслух:
«Лесная растительность на территории Парка занимает 106 тысяч гектаров. Коренных таежных лесов в Кенозерском национальном парке сохранилось около 5 тысяч гектаров. Примечательно, что половина всех древостоев Парка имеет возраст от 70 до 90 лет. Главная причина — в исключительно сильных лесных пожарах, которые охватывали эту территорию 90, 140, 170 лет назад...».
— Есть над чем подумать, Мишка. Представь, сколько пожаров тут у нас было, сколько людей с топорами на наши леса зарилось, сколько пришлых браконьеров за дичью и рыбой гонялось, сколько плотов с деловой древесиной по нашим рекам по всей стране уходило. А лес все пережил, и вот какая штука — сохранить его нам в Кенозерье удалось лучше, чем соседям, и даже наши священные рощи все на месте, нетронутые, заповедные. Поэтому у нас в свое время и появился национальный парк: не где-то у кого-то, а тут, на Кенозере. Мы сохранили, а многие не смогли. Как думаешь, почему?
Мишка засопел, задумался. Посмотрел на медную неказистую бляху, лежавшую на столе. Его осенило:
— Потому что, наверное, были люди, которые все это охраняли!
— Еще как охраняли! — закивал отец. — И твой прапрадед тоже к этому делу руку приложил. Называлось это раньше в царские времена лесной стражей: в ней были лесные объездчики — которые казенные леса объезжали верхом, а были лесные обходчики — сторожа. Невеликая должность, можно сказать, почти общественная, добровольная, а хлопот много.
И узнал тут Мишка, что лесной сторож должен был охранять свой обход от захватов, пожаров, перенесения меж, пресекать незаконный выпас скота, порубку, охоту, наблюдать за исполнением правил на охоте, а обо всех нарушениях сообщать объездчику или лесничему. Не всем, понятно, нравилось, что в казенном лесу вести себя слишком вольно не дают, поэтому в сторожа шли люди образованные, уважаемые, к которым прислушивались. Лесной страже выдавали оружие и специальный наказ, а вот формы не выдавали: зато у лесных сторожей на груди, когда они были при исполнении, гордо висел должностной знак.
— Вот этот! — догадался Мишка и уважительно глянул на «железяку», лежавшую на столе.
— Да, этот. А в комоде больше не ройся. Фронтовых медалей и орденов у нас нет. Один твой прадед с войны не вернулся, погиб под Смоленском. А второй мне, дураку, медали свои поиграть в детстве дал, так они и затерялись. Глупые мы были, маленькие, не могли еще правильные вещи от побрякушек в жизни отличать. Но ты помни, пожалуйста, что в таких местах, как наше Кенозерье, нет человека важнее «лесного хозяина» — лесника. Вот будет третье воскресенье сентября, День лесника, главный праздник в нашем национальном парке — отнесешь знак в школу и ребятам, что слышал сегодня, объяснишь.
Сказал отец и пошел по своим делам — во дворе поленницу класть.
Мишка взял в руки тяжелый знак, потер рукой. Каким, интересно, он был, этот прапрадед? Ни фотографии, ни письма какого — ничего от него ведь дома не сохранилось. Мишка закрыл глаза и представил: вот идет он, его прапрадед, по кенозерским таинственным лесам, высокий, статный, с усами. Не боится ни кабанов, ни медведей, и дождь ему нипочем. Хоть охотник, хоть грибник — все с ним здороваются, побаиваются, но уважают. На руке у прапрадеда шрам — это он лесной пожар тушил, песок метал, ногами огонь топтал и местных деревенских мужиков в цепочку с ведрами выстраивал...
Вот идет прапрадед по деревне с лесной своей вахты, а на груди большой тяжелый знак «Лесной сторож», издалека виден.
И настроение у Мишки вдруг стало боевое — пребоевое.
— Ну я им завтра всем покажу, — думает он. — Это ж надо такую вещь железкой обозвать?
Мишка засопел, задумался. Посмотрел на медную неказистую бляху, лежавшую на столе. Его осенило:
— Потому что, наверное, были люди, которые все это охраняли!
— Еще как охраняли! — закивал отец. — И твой прапрадед тоже к этому делу руку приложил. Называлось это раньше в царские времена лесной стражей: в ней были лесные объездчики — которые казенные леса объезжали верхом, а были лесные обходчики — сторожа. Невеликая должность, можно сказать, почти общественная, добровольная, а хлопот много.
И узнал тут Мишка, что лесной сторож должен был охранять свой обход от захватов, пожаров, перенесения меж, пресекать незаконный выпас скота, порубку, охоту, наблюдать за исполнением правил на охоте, а обо всех нарушениях сообщать объездчику или лесничему. Не всем, понятно, нравилось, что в казенном лесу вести себя слишком вольно не дают, поэтому в сторожа шли люди образованные, уважаемые, к которым прислушивались. Лесной страже выдавали оружие и специальный наказ, а вот формы не выдавали: зато у лесных сторожей на груди, когда они были при исполнении, гордо висел должностной знак.
— Вот этот! — догадался Мишка и уважительно глянул на «железяку», лежавшую на столе.
— Да, этот. А в комоде больше не ройся. Фронтовых медалей и орденов у нас нет. Один твой прадед с войны не вернулся, погиб под Смоленском. А второй мне, дураку, медали свои поиграть в детстве дал, так они и затерялись. Глупые мы были, маленькие, не могли еще правильные вещи от побрякушек в жизни отличать. Но ты помни, пожалуйста, что в таких местах, как наше Кенозерье, нет человека важнее «лесного хозяина» — лесника. Вот будет третье воскресенье сентября, День лесника, главный праздник в нашем национальном парке — отнесешь знак в школу и ребятам, что слышал сегодня, объяснишь.
Сказал отец и пошел по своим делам — во дворе поленницу класть.
Мишка взял в руки тяжелый знак, потер рукой. Каким, интересно, он был, этот прапрадед? Ни фотографии, ни письма какого — ничего от него ведь дома не сохранилось. Мишка закрыл глаза и представил: вот идет он, его прапрадед, по кенозерским таинственным лесам, высокий, статный, с усами. Не боится ни кабанов, ни медведей, и дождь ему нипочем. Хоть охотник, хоть грибник — все с ним здороваются, побаиваются, но уважают. На руке у прапрадеда шрам — это он лесной пожар тушил, песок метал, ногами огонь топтал и местных деревенских мужиков в цепочку с ведрами выстраивал...
Вот идет прапрадед по деревне с лесной своей вахты, а на груди большой тяжелый знак «Лесной сторож», издалека виден.
И настроение у Мишки вдруг стало боевое — пребоевое.
— Ну я им завтра всем покажу, — думает он. — Это ж надо такую вещь железкой обозвать?
