История бабушки Марьи
Как старая фотография в детство вернула
В доме Николая Павловича Евсеева, московского врача-кардиолога, шел ремонт. Переставляли мебель, подняли старинный комод, а из него выпала пожелтевшая фотография — видно, завалилась давным-давно за ящики.
— Это же моя бабушка Марья! — узнал Николай Павлович. — Совсем она тут молодая, а лицо серьезное.
Вечером Николай Павлович никак уснуть не может. Закрывает глаза старый врач и видит: вот лежит он, маленький Коля, на печи. Кенозеро льдом одето, на деревню Вершинино падает снег, а в избе темно, лишь перед печкой на полу пляшет уютный таинственный огонек. Потрескивают дрова, и плывет по избе дивный аромат: бабушка Марья печет Коленьке рыбник, самый вкусный на свете пирог. Будет он есть бабушкин пирог, а она ему сказки рассказывать: про Емелю и щуку, про Василису Премудрую, гусей-лебедей. Сколько же сказок знала бабушка и внуку растолковывала:
— Почему у крестьянина-то злого изба развалилась? А потому что людям недоброе делал, обманывал, вот и получил через это наказание.
Коленька только уже взрослый понял: через сказки и пословицы бабушка ему жизнь объясняла, воспитывала.
— А расскажи, — просит, бывало, Коля. Как в Вершинино в старину праздники справляли? Как дед на войне воевал? Почему в роще шуметь нельзя?
И начинает бабушка Марья рассказ...
— Это же моя бабушка Марья! — узнал Николай Павлович. — Совсем она тут молодая, а лицо серьезное.
Вечером Николай Павлович никак уснуть не может. Закрывает глаза старый врач и видит: вот лежит он, маленький Коля, на печи. Кенозеро льдом одето, на деревню Вершинино падает снег, а в избе темно, лишь перед печкой на полу пляшет уютный таинственный огонек. Потрескивают дрова, и плывет по избе дивный аромат: бабушка Марья печет Коленьке рыбник, самый вкусный на свете пирог. Будет он есть бабушкин пирог, а она ему сказки рассказывать: про Емелю и щуку, про Василису Премудрую, гусей-лебедей. Сколько же сказок знала бабушка и внуку растолковывала:
— Почему у крестьянина-то злого изба развалилась? А потому что людям недоброе делал, обманывал, вот и получил через это наказание.
Коленька только уже взрослый понял: через сказки и пословицы бабушка ему жизнь объясняла, воспитывала.
— А расскажи, — просит, бывало, Коля. Как в Вершинино в старину праздники справляли? Как дед на войне воевал? Почему в роще шуметь нельзя?
И начинает бабушка Марья рассказ...
Видит Николай Павлович деревенский хлев. Пахнет сеном. Бабушка доит корову, а он рядом вертится: нальет ему сейчас бабушка Марья кружку парного молочка — для силы и здоровья. Сколько же его было выпито в детстве? И ведь не обманула бабушка, вырос сильным, румяным. Коллеги до сих пор завидуют:
— Сразу видно, на своем, деревенском Вас, Николай Павлович, растили.
Бабушка Марья великой труженицей была. Встанет она, маленькая и сухенькая, ни свет ни заря, тихо Богу помолится, платочек повяжет, печку затопит, коров выгонит... Просыпается Коля,
а у бабушки уже сто дел переделано, и в печи поспевает каша, щи, душистый хлеб.
Это ведь она его к труду приучила. Косить, за скотиной ухаживать, снопы вязать, дрова колоть, печки топить — все это перенял Коля от бабушки. А как любил он ходить с ней в лес, за грибами, ягодами и целебными травами! Все-все ему бабушка показывала и объясняла: как муравьишки семьей живут и дома строят, как птицы гнезда вьют, какой гриб брать можно, а какой нельзя, какая травка от боли сердечной помогает...
Закрывает глаза старый врач и видит в избе красный угол, а в нем — иконы. Бабушка Марья очень верующей была. Это ведь от нее узнал он о Библии, о церковных праздниках, и какие обычаи в эти дни соблюдать надо.
По праздникам приходили к бабушке в гости соседки, вершининские старушки. Сидят они чинно, потихоньку затянут песню: как девка замуж вышла, и доля ее в чужом доме нелегкой оказалась.
Была бабушка Марья добрым и светлым человеком, никому зла не желала:
— Грех, Коля, о людях злословить, — внука учила.
Но иногда бывала и строгой: то нельзя, это грех, а вот так заведено.
— Воспитывала, — улыбается Николай Павлович.
В тяжелый комод совать нос без спроса Коле было нельзя, стоял закрытый на ключ. Там лежали бабушкины диковинки: вышитые полотенца, платья ее девичьи. А вот фотографии Коля не помнит.
— Нельзя нам старый комод выкидывать, — думает врач. — Пусть стоит бабушкина память. Кем бы я вырос, если бы не она?
Вспоминает Евсеев, когда был в последний раз на Кенозере, в родной деревне. Батюшки, сорок лет назад!
— Все, весной поеду на Кенозеро, внуков возьму — покажу, где у деда детство прошло, — твердо решает Николай Павлович.
На душе становится легко, засыпает он счастливый.
— Сразу видно, на своем, деревенском Вас, Николай Павлович, растили.
Бабушка Марья великой труженицей была. Встанет она, маленькая и сухенькая, ни свет ни заря, тихо Богу помолится, платочек повяжет, печку затопит, коров выгонит... Просыпается Коля,
а у бабушки уже сто дел переделано, и в печи поспевает каша, щи, душистый хлеб.
Это ведь она его к труду приучила. Косить, за скотиной ухаживать, снопы вязать, дрова колоть, печки топить — все это перенял Коля от бабушки. А как любил он ходить с ней в лес, за грибами, ягодами и целебными травами! Все-все ему бабушка показывала и объясняла: как муравьишки семьей живут и дома строят, как птицы гнезда вьют, какой гриб брать можно, а какой нельзя, какая травка от боли сердечной помогает...
Закрывает глаза старый врач и видит в избе красный угол, а в нем — иконы. Бабушка Марья очень верующей была. Это ведь от нее узнал он о Библии, о церковных праздниках, и какие обычаи в эти дни соблюдать надо.
По праздникам приходили к бабушке в гости соседки, вершининские старушки. Сидят они чинно, потихоньку затянут песню: как девка замуж вышла, и доля ее в чужом доме нелегкой оказалась.
Была бабушка Марья добрым и светлым человеком, никому зла не желала:
— Грех, Коля, о людях злословить, — внука учила.
Но иногда бывала и строгой: то нельзя, это грех, а вот так заведено.
— Воспитывала, — улыбается Николай Павлович.
В тяжелый комод совать нос без спроса Коле было нельзя, стоял закрытый на ключ. Там лежали бабушкины диковинки: вышитые полотенца, платья ее девичьи. А вот фотографии Коля не помнит.
— Нельзя нам старый комод выкидывать, — думает врач. — Пусть стоит бабушкина память. Кем бы я вырос, если бы не она?
Вспоминает Евсеев, когда был в последний раз на Кенозере, в родной деревне. Батюшки, сорок лет назад!
— Все, весной поеду на Кенозеро, внуков возьму — покажу, где у деда детство прошло, — твердо решает Николай Павлович.
На душе становится легко, засыпает он счастливый.
